| Главная » Файлы » Изложения » Изложения |
Возможные трактовки финала поэмы А. Блока «Двенадцать»
| 20.06.2012, 02:01 | |
| Когда пришла революция, Блок встретил ее с какой-то религиозною радо¬стью, как праздник духовного преображения России. Он стоял под ураганом клевет и обид — ясный, счастливый и верующий. Сбылось долгожданное, то, о чем пророчествовали ему кровавые зори. Он радостно вышел один против всех, так как чувствовал себя в полной гармонии с хаосом. Не поразительно ли, что всю поэму «Двенадцать» он написал в два дня? Он начал писать ее с середины, со слов: «Уж я ножичком/ Полосну, полосну!» — потому что, как рассказывал он, эти два ж в первой строчке показались ему весьма выразительными. Потом перешел к началу и в один день написал по¬чти все: восемь песен, до того места, где сказано: «Упокой, Господи, душу рабы твоего./ Скучно». Почти всю поэму — в один день! Необыкновенная энергия творчества! За полгода до смерти он показывал мне ее черновик, и я с удивлением смотрел на опрятные, изящные, небольшие листочки, где в такое короткое время, так легко и свободно, карандашиком, почти без помарок, он начертал эту вели¬кую поэму. Никакой натуги, никаких лишних затрат вдохновения! Творить ему было так же легко, как дышать. Написав «Двенадцать», он все три с половиною года старался уяснить себе, что же у него написалось. . Многие помнят, как пытливо он вслушивался в то, что говорили о «Две¬надцати» кругом, словно ждал, что найдется такой человек, который, наконец, объяснит ему значение этой поэмы, не совсем понятной ему самому. Словно он не был виноват в своем творчестве, словно поэму написал не он, а кто-то другой, словно он только записал ее под чужую диктовку. Помню, как-то в июне в 1919 году Гумилев, в присутствии Блока, читал в Институте истории искусств лекцию о его поэзии и между прочим сказал, что конец поэмы «Двенадцать» (то место, где является Христос) кажется ему ис¬кусственно приклеенным, что внезапное появление Христа есть чисто литера-турный эффект. Блок слушал, как всегда, не меняя лица, но по окончании лекции сказал задумчиво и осторожно, словно к чему-то прислушиваясь: — Мне тоже не нравится конец «Двенадцати». Я хотел бы, чтобы этот ко¬нец был иной. Когда я кончил, я сам удивился: почему Христос? Но чем боль¬ше я вглядывался, тем яснее я видел Христа. И я тогда же записал у себя: к сожалению, Христос. Гумилев смотрел на него со своей обычной надменностью: сам он был хо¬зяином и даже командиром своих вдохновений и не любил, когда поэты ощу¬щали себя безвольными жертвами собственной лирики. Но мне признание Блока казалось бесценным: поэт до такой степени был не властен в своем да¬ровании, что сам удивлялся тому, что у него написалось, боролся с тем, что у #его написалось, сожалел о том, что у него написалось, но чувствовал, что на¬писанное им есть высшая правда, не зависящая от его желаний, и уважал эту правду больше, чем свои личные вкусы и верования. (По К. Чуковскому) | |
| Просмотров: 4214 | Загрузок: 0 | Комментарии: 1 | | |
| Всего комментариев: 0 | |