$AlexLat$

ЖЕНЩИНА БЕЗ ПРЕДРАССУДКОВ

Максим Кузьмич Салютов высок, широкоплеч, осанист. Телосложение его смело можно назвать атлетическим. Сила его чрезвычайна. Он храбр и смел. Сила-человек! Другого подобного я не знаю.

И эта чудовищная, нечеловеческая, воловья сила куда-то пряталась, когда Максим Кузьмич объяснялся в любви Елене Гавриловне! Максим Кузьмич бледнел, краснел, дрожал и не был, в состоянии поднять стула когда ему приходилось выжимать из своего большого рта: «Я вас люблю!»

Он объяснялся в любви на катке. На лице его было написано страдание... Вы думаете, он боялся отказа? Нет. Елена Гавриловна любила его и жаждала предложения руки и сердца... Ему уже тридцать, чин его невелик, денег у него не особенно много, но зато он так красив, остроумен, ловок! Он отлично пляшет, прекрасно стреляет... Лучше него никто не ездит верхом. Нельзя не любить такого человека! И он сам знал, что его любят. Он был уверен в этом. Страдал же он от одной мысли... Эта мысль отравляла его жизнь. Он клялся в любви, а она в это время копошилась в его мозгу и стучала в виски.

— Будьте моей женой! — говорил он Елене Гавриловне. — Я вас люблю!

И сам в то же время думал: «Имею ли я право быть ее мужем? Нет, не имею! Если бы она знала, какого я происхождения, если бы кто-нибудь рассказал ей мое прошлое, она дала бы мне пощечину! Позорное, несчастное прошлое! Она, знатная, богатая, образованная, плюнула бы на меня, если бы знала, что я за птица!»

Когда Елена Гавриловна бросилась ему на шею и поклялась ему в любви, он не чувствовал себя счастливым. Мысль отравила все...

Родители Елены Гавриловны согласились на брак ее с Максимом Кузьмичом. Атлет нравился им: он был почтителен и, как чиновник, подавал большие надежды. Елена Гаврилорна была счастлива. Зато бедный атлет был далеко не счастлив! До самой свадьбы его терзала та же мысль, что и во время объяснения

Бедный Максим Кузьмич похудел, осунулся... «Я подлец, негодяй! — думал он. — Я должен объясниться с ней до свадьбы! Пусть плюнет на меня!» Но до свадьбы он не объяснился: не хватило храбрости.

Да и мысль, что после объяснения ему придется расстаться с любимой женщиной, была для него ужаснее всех мыслей!..

Наступил свадебный вечер. Молодых повенчали, поздравили, и все удивлялись их счастью. Бедный Максим Кузьмич принимал поздравления, плясал, смеялся, но был страшно несчастлив.

Оставшись наедине к молодой женой, Максим Кузьмич, бледный, дрожащий, робко подошел к ней и, взяв ее за руку,сказал:

— Я... должен тебе все рассказать, Леля... Я расскажу тебе свое прошлое... Ты проклянёшь меня, когда узнашь!
— Но что же?
— Двадцати лёт... я был... был... простите меня! Не гоните меня! Я был... клоуном в цирке!

Салютов в ожидании пощечины закрыл руками свое бледное лицо... Он был близок к обмороку...

— Ты... клоуном?

И Леля повалилась с кушетки... вскочила, забегала... Что с ней? Ухватилась за живот... По спальне понесся и посыпался смех, похожий на истерический...

— Ха-ха-ха... Ты был клоуном? Ты? Голубчик! Представь что-нибудь! Докажи, что ты был им! Ха-ха-ха! Голубчик! — Она подскочила к Салютову и обняла его... — Представь что-нибудь! Милый! Голубчик!
— Ты смеёшься? Презираешь?
— Сделай что-нибудь! И на канате умеешь ходить? Да ну же!

Она осыпала лицо мужа поцелуями, Незаметно было, чтобы она сердилась... Он, ничего не понимающий, счастливый, уступил просьбе жены.

Подойдя к кровати, он сосчитал до трех и стал вверх ногами, опираясь лбом о край кровати...

— Браво, Макс! Бис! Ха-ха! Голубчик! Еще!

Макс покачнулся, прыгнул, как был, на пол и заходил на руках... Утром родители Лели были страшно удивлены.

— Кто это там стучит наверху? — спрашивали они друг друга. — Должно быть, прислуга шалит...

Папаша пошел наверх, но прислуги не нашел там. Шумели, к великому его удивлению, в комнате молодых... Он постоял около двери, пожал плечами и слегка приотворил ее... Заглянув в спальную, он съежился и чуть не умер от удивления: среди спальни стоял Максим Кузьмич и выделывал в воздухе отчаяннейшие прыжки. Возле него стояла Леля и аплодировала. Лица обоих светились счастьем.

(По А. Чехову)