Жизнь и время в творчестве Трифонова - Разные - Сочинения по русской литературе - Каталог файлов

Главная » Файлы » Сочинения по русской литературе » Разные

Жизнь и время в творчестве Трифонова

	05.04.2012, 01:07
Жизнь и время в творчестве Трифонова Вступление "Что вы считаете самым главным событием вашей творческой жизни ?" - такой вопрос был задан Трифонову в интервью , опубликованном в марте за несколько дней до трагичной развязки . Подразумевалось : самое главное событие творческой биографии для писателя - это , конечно , и главнейшие из событий всей жизни . Чуть поразмыслив , Трифонов ответил : " Появление в газете " Московский комсомолец " моего первого рассказика . Это случилось в 1947 году ." Почему же один рассказик - и столько чести ? Да потому , что именно такие рассказики зарождают в этих молоденьких студентах , каким был в то время Трифонов , желание писать и покорять. И как у многих до него и многих после него , с этого начинается творческая жизнь . Будущую известность писателя определяет безызвестный рассказик . Тяжела и не легка дорога к успеху и, особенно , если ты сын врага народа . В этом и состоит страстный интерес к прозе и творчеству писателя , Юрию Трифонову. "НАЧАЛО" Что сказать о начале? Может быть, просто вспомнить...Какое-то самомучительство, глухота, немота, неверие, подозрительность. Неверие в свои силы, подозрительность к себе. А вдруг я не тот, за кого сам себя выдаю? Ведь я твержу себе днем и ночью, вижу во сне, будто я - ну, не гений, скажем, но одаренная личность... Без тайного фанфаронства начала не бывает. Со стороны не видно, никто не догадывается. Но я то знаю, что думаю о себе. И - ужасаюсь своим мыслям. Ничего ведь еще не сделано, не напечатано да и не написано даже, и тем не менее где-то внутри неиссякаемо бьет фонтанчик "Я! Я! Я! Я!" Ну, а что, собственно, я? Какое, к шутам, я? Несколько рассказиков, не принятых ни в одном журнале, да четыре главы неоконченной повести, которая не понятно что? Каму нужно? Кто будет печатать? Кто будет читать? Совершенно ничтожная мура. Ниже нуля. Порвать и никому не показывать. Литературу делают волы, как сказал Ренар. Дело не в том, чтобы написать одну гениальную страницу, а в том, чтобы написать триста. Разве ты похож на вола? Разве способен триста? Да никогда в жизни! И, однако, фонтанчик бьет - я! я! я!.. Только в начале бывает такое гнетущее ощущение собственной бездарности и такое сказочное упоение собственным творчеством. Есть рассказ про композитора Гуно: "в двадцать лет я говорил: "Гуно!", в тридцать: "Гуно и Моцарт!", в сорок - "Моцарт и Гуно!", в пятьдесят я говорю - "Моцарт!". Я помню, как мне очень нравилась в юности одна девушка, и, когда меня с ней познакомили и сказали, что я "пишу", она сказала: "О, я что-то читала, помню Вашу фамилию!" В то время не было напечатано ни одной моей строчки, и, однако, я мгновенно поверил в то, что она читала и помнит. То есть поверил , разумеется, на долю секунды, на что распространялась сила моего тайного фанфаронства: ведь в глубине сознания я ощущал себя писателем. И к тому же - известным. В следующую секунду окатило холодом другое чувство: я бездарность, и никто никогда меня не узнает. Но тот первый рефлекс поразителен! У Олеши где-то есть замечание о том, что все писатели мира, нынешние и древние - это как - бы один писатель. Речь не только о писателях, разумеется, о художниках вообще. О самоощущениях художников. Оно всегда полно, тотально. Поэтому мне кажется - начинающих художников не существует. В течение долгих лет мы приобретаем лишь сумму приемом и опыт жизни, но самоощущение - какое в начале, такое до конца дней. И это самоощущение сплав горького отчаяния и величайшей веры в себя. Должен ли художник верить в себя как в бога! Да. Должен ли постоянно угрызаться и сомневаться в своих возможностях? Да. И спрашивать себя: кому нужна чепуха, которой я занимаюсь? Да! Да! Да! Поэтому все равны. Начинающие, маститые, неудачники, мировые знаменитости. Начало лучше всего обрубать. В искусстве тоже. Раскачку - к черту! Когда - то я написал рассказ, который был напечатан в спортивной газете. В одном номере рассказ не поместился, разбили на два. Помню, Арбузов, прочитав второй отрывок и не поняв, что это продолжение, бурно меня хвалил. "Так и надо, Юра: начало немного странное, неожиданное даже несколько не понятное - говорил он, - зато все достоверно. И не нужно ничего объяснять. Вы молодец!" Я не чувствовал себя молодцом, но отчетливо понял, что начало - то, отчего следует отделываться как можно скорей. Не топчитесь слишком долго в прихожей, врывайтесь в комнату. Не засиживайтесь в начинающих, которых не существует. Но имейте в виду: дальше легче не станет! И таково начало Трифонова. (Из одноименной статьи Трифонова "Начало"). Крупный ,немного сутулый , с тяжелым бледным лицом и усталым взглядом обведенных темнотой глаз, Юрий Валентинович Трофимов казался вялым, потому что держался подчеркнуто спокойно и вроде бы равнодушно. Спокойно и медленно он и говорил. Аудитория слушала его внимательно . О литературе он говорил точно, веско, постепенно увлекаясь своей мыслью ; это был человек , который о ней постоянно и напряженно думал , жил ею . Трифонов был писателем - и никем другим его представить было невозможно . За внешней рыхлостью и флегматичностью скрывалась внутренняя сила . От петеропливой повадки и продуманной речи шло ощущение убежденности и независимости . Печататься он начал рано , рано стал профессиональным писателем ; но по-настоящему читатель открыл Трифонова с начала70-ых годов . Открыл и принял , потому что узнал себя -и был задет за живое . Трифонов создал в прозе свой мир , который был настолько близок миру города , в котором мы живем , что порой читатели и критики забывали о том что это литература , а не реальная действительность , и относились к его героям как к своим непосредственным современникам. Отсюда -ревность . * - Это черт знает что - какие -то кухонные склоки , квартирные сплетни , коридорные страсти , где же живой образ нашего современника , активной личности? - негодовали одни * - Трифонов клеймит современное городское мещанство , полуинтеллигнтов , обличает безнравственных пошляков! - возражали другие . * - Он искажает облик нашей интеллигенции! Она гораздо чище и лучше , чем предстает в его изображении ! Это шарж какой-то он не ценит интеллигенцию! - возмущались третьи . * - этот писатель просто не любит людей . Он не добр , не любит людей с детства , с момента , который лишил его привычного образа жизни , - анализировали четвертые . * Мир Трифонова герметичен! В нем нечем дышать! - констатировали любители переделкинских прогулок и убежденные поклонники * свежего воздуха . Все эти "голоса" не выдуманы . Они звучали настойчиво- со страниц газет и журналов , в частных беседах . И только много позже можно понять , что это были голоса героев книг. " Когда-то казалось что не хватает сюжетов , - писал он в статье "Нескончаемое начало" . - О чем писать ? У других - события , приключения опыт жизни , множество встреч , а у меня ничего нет . Кроме того , мучил недостаток воображения " . Трифонов ничего не выдумывал. Студент о " Студентах" Юрий Трифонов родился в Москве , 28 августа 1925 . Его отец , Валентин Андреевич Трифонов , профессиональный революционер, прошедший царскую каторгу и ссылку , во время войны был членом коллегии Наркомвоена , членом Реввоенсовета ряда фронтов . Семья Трифонова жила в "доме на набережной " , на Берсеневской набережной -Доме Правительства , как его называли . Судьба отца трагична - его жизнь оборвалась в 1938 году . Юрию Трифонову было пятнадцать лет , когда началась Великая Отечественная Война ; одно время он жил в эвакуации в Средней Азии затем - работал на авиационном заводе в Москве . Летом 1944 года Юрий Трифонов подает документы в Литературный институт . Первая его повесть , "Студенты" , была дипломной работой . В этом произведении мы встречаем положительного героя , студента литературного факультета Вадима Белого , который рассуждает о литературе . Например , так : " Это Достоевский , которого народ не понимал и не поймет никогда " . Уже в "Студентах" среди действующих лиц мы обнаруживаем начинающего писателя - Сергея Палавина . Он выступает перед студентами с чтением своей повести " Высокий накал ". Излагается ее содержание : " Токарь Толокин полюбил секретаршу заводоупарвления Полю . Поля принимает решение перейти работать в цех , но Толокин против . Он не верит , что она сможет работать по-настоящему ..." Трифонов дает на "пробу" и стилистику повести Палавина : "А в широкие фрамуги врывалось ослепительное весеннее солнце ..." Повесть слушатели не принимают , при обсуждении горячо говорят о ее схематизме . И - последняя деталь главы , в которой рассказано о чтении повести конъюнктурщиком Палавиным : " Яркая большая афиша палавинского вечера болталась на гвозде . Потом кто-то из танцующих задел ее , она свалилась на пол , и еще кто-то мимоходом отбросил ее под рояль " . Не слабее " ослепительного весеннего солнца " , которое " врывалось " ! Но молодой писатель Трифонов этого не чувствовал . Не чувствовал он и того , что в принципе его вещь родственна , близка по схематизму , конъюнктурности палавинской повести . Только у Палавина из фрамуги " врывалось ослепительное весеннее солнце " , а у творца , Трифонова ,iiaanou начинается тем,что солнце плавит укатанный уличный асфальт ... Окна ...ослепительно пылают "; а кончается - " ...солнце пылает в стекле распахнутых окон " , то есть одна и та же " творческая манера " ! Рукопись Палавина , разгромленная , как близнец , оказывается похожа по стилю на повесть Трифонова ... То , что Палавин - начинающий писатель , не чувствовалось ни в его словах , ни в его мыслях , ни в его поступках. Здесь ,в " Студентах " , Трифонов изображал поверхность , результат . И так как с самого начала повести ясно , что от Палавина ничего хорошего ждать не следует , ничего заранее не ждешь и от его повести . С той же предопределенностью изображается в "Студентах" и заводской литературный кружок , который ведет Вадим Белов - главный герой и оппонент Палавина . Обсуждаются , например , графоманские стихи слесаря Батулина : Здесь электрические дрели Поют лирические трели , И пневмотолот Вечно молод , Весь день грохочет и стучит ... Вадим , мобилизовав весь свой подразумеваемый педагогический дар , говорит на обсуждении : " В поэзии все должно быть точно . И главное в ней - это не звонкая рифма , а интересная , глубокая мысль" . Не очень свежее умозаключение , не так ли ? Больше всего в повести говорят именно о литературе - факультет-то литературный ! На вопрос о своем писательском пути Ю. Трифонов отвечал так : " Этот вопрос касается не только моего собственного развития как писателя . Оно обусловлено временем , в которое я жил . Ведь это время очень изменилось . Роман " Студенты" был написан в 1949-50 годах ... Теперь мы уже , слава богу , вступили в 80-е годы . Я уже в течение почти тридцати лет профессиональный писатель . И жизнь нашей страны колоссально изменилась за эти тридцать лет . Если вспомнить , что было тридцать лет назад , что было в разных сферах нашей жизни , то мы даже сегодня задним числом можем удивляться тому , что такие колоссальные изменения стали возможны и что они произошли , потому что , когда живешь в этом времени , почти не замечаешь всех изменений . Значит , нужно оглядываться назад . С изменением жизни , условий жизни изменилось и мое отношение к этой жизни . И кроме того , я стал более опытным , более зрелым писателем . Я хотел найти новый ключ к пониманию действительности , новую стилистику . поэтому я стремился уйти от студентов". Некоторые критики высказали в мой адрес довольно наивные упреки : что это значит ? В " Студентах" вы писали так , изображали студенческую жизнь того времени так , а в " Доме на набережной" совсем иначе ? Некоторые считали, что " такая литература не безвредна ,в особенности будучи обращенной к молодежи . Фальшь есть фальшь, хотя бы даже невольная . И на неокрепшее юношеское понимание она способна оказывать отнюдь не благотворное воздействие ... В оправдание автора "Студентов" можно сказать лишь , что самому Юрию Трифонову было тогда 25 лет".Такая постановка вопроса кажется мне догматической ... Изменился не я , невероятно изменилось время . Время научило меня смотреть другими глазами на знакомые события". Жажда справедливости Роман "Утоление жажды" трудно появлялся на свет . Писался он по договору с журналом "Знамя" , закончен был к концу 1962 года , но по представленной рукописи журнал отказался его печатать . Трифонов показал роман в " Новый мир" , но и там получал скоропалительный отказ . В конце концов роман все-таки был напечатан в " Знамени". В романе две сюжетные линии : линия , рассказывающая о строителях Каракумского канала , и линия судьбы самого рассказчика , Петра Корышева . Впервые Впервые на страницах трифоновской прозы появляется герой писатель ( если не считать раннего опыта с Сергеем Палавинын - но там "писательство" не было той внутренней проблемой которой оно является в " Утолении жажды" ) . Жанровая форма романа , к которой Трифонов обращается впервые , открывает ему новые возможности - увидеть человека в его сложных взаимосвязях с обществом . Роман был актуален не столько по "географии" , сколько по изображенному времени конца 50-ых , когда у людей возникла "жажда не менее сильная , чем жажда воды ... жажда справедливости" , - времени ХХ съезда партии , восстановившегося историческую справедливость в отношении тех , к которым относился и коммунист Валентин Андреевич Трифонов . , отец писателя ... На страницах романа ведется спор : "- Вы знаете , как туркмены утоляют жажду ?Вот послушайте : сначала утоляют "малую жажду" , две -три пиалки , а потом , после ужина , - "большую жажду" , когда поспеет большой чайник . А человеку , который пришел из пустыни , никогда не дают много воды . дают понемногу. - Иначе ему будет плохо , сказал Платон Кирьянович . - Да не будет никому плохо ! Чепуха это! Не верю! - говорит Тамара возбужденно . -Как может быть чересчур много правды ? Или чересчур много справедливости ?" Притча об "утолении жажды" определяет главную внутреннюю тему нового романа Трифонова , особенно явно звучащую в истории журналиста Петра Корышева , от лица которого ведется повествование . С многозначительного мотива жажды и духоты и начинается роман , в котором экзотика пустыни снижена , "заземлена" буквально с первых строк : "Ехать было мучительно , мы сидели в трусах и в майках на мокрых от пота матрасах и обмахивались казенными вафельными полотенцами ... Я ехал В пустыню потому , что у меня не было выхода . И я не любил ее , и не думал о ней , не вспоминал о ней . Я вспоминал о другом . И , кроме того , меня мучила жажда" Герои романа находятся в состояние перманентного спора . Спорят их жизненные позиции , уклад и образ жизни -спорят ,так сказать, не только слова . Спор идет о самом главном - о времени : " Люди спорили о крутизне откосов , дамбах о фразах , о мелочах , но на самом деле это были споры о времени и судьбе " . Эти споры о времени разворачиваются на разных уровнях романа . Петр Корышев , человек молодой , но уже много испытавший (отец его был репрессирован и посмертно реабилитирован ) , ощущает себя надломленным ( "Проклятая неуверенность . Она сидит во мне , как бацилла" ) . Его положение в жизни ( начало романа) Крайне не устойчиво , нестабильно : нет еще не работы не твердой почвы под ногами . Но единственное , что у него действительно есть ,- это жизненный опыт . Вопрос о восстановлении справедливости был самым актуальным вопросом в общественном сознании конца 50-ых -начала 60-ых годов. Стало набирать силу , развивалось общественное мнение . А результатом этого развития явился горячий и естественный интерес к гражданственной проблематике , актуализация общественных наук (особенно социологии) , искусства и литературы . литература ощутила внутреннюю потребность в прямом злободневном отклике на нравственное событие всенародной значимости . И в позе , и в поэзии , и в критике зазвучал открытый гражданственный голос ; поэзия вышла на трибуну , названную в последствие эстрадой ; проза - впрямую обратилась к сложному , переломному сознанию общества , апеллируя к самосознанию каждого гражданина ; критика активно участвовала в формировании социально-нравственного мироощущения советского человека . Жажда справедливости была общественной жаждой . НЕТ, НЕ О БЫТЕ - О ЖИЗНИ! В русском языке нет, пожалуй, более загадочного многомерного и непонятного слова. Ну что такое быт! То ли это - какие - то будни какая - то домашняя повседневность, какая - то колготня у плиты, по магазинам, по прачечным. Химчистки, парикмахерские... Да, это называется бытом. Но и семейная жизнь - тоже быт. Отношения мужа и жены, родителей и детей, родственников дальних и близких друг другу - и это. И рождение человека, и смерть стариков, и болезни, и свадьбы - тоже быт. И взаимоотношения друзей, товарищей по работе, любовь, ссоры, ревность, зависть - все это тоже быт, но ведь из этого и состоит жизнь! Скажут: "Трифонов наводит тень на ясный день, защищает бытовизм..." А я прошу одного: объясните, что это значит. (Из одноименной статьи Трифонова). Повести "Обмен", Предварительные итоги", "Долгое прощание", "Другая жизнь", "Дом на набережной" принесли писателю широкую известность среди читателей и почти полное непонимание у критиков. Трифонова упрекали за то, что в его новых произведениях не было крупных личностей, что конфликты строились на бытовых, житейских, а не широкомасштабных ситуациях. Как бы отвечая на эту критику Юрий Трифонов один за другим создавал произведения на исторические, точнее, историко - революционные темы. ("Отблеск костра", "Нетерпение", "Старик"). Где он вновь сопрягал высокое и обыденное, искал связь между революционной непримиримостью и жестокостью наших дней. Трифонов долго хранил веру в революционные идеалы, видел в них высшие проявления человеческого духа. Однако его не могла не волновать проблема соотношения благородной цели слежения историческому прогрессу и средств такого служения, поднятая когда - то Ф. Достоевским в "Бесах" (Ю. Трифонов высоко ценил этот роман). Впервые она зазвучала в "Отблеске костра". "Отблеск костра" - не исторический очерк, не воспоминание об отце, не биография его, не некролог. Это и не повесть о его жизни. Все это возникло после чтения бумаг, которые нашлись в сундуке, в них гнездился факт, они пахли историей, но от того, что бумаги были случайные, хранились беспорядочно, и жизнь человека проглядывала в них обрывочно, кусками, иногда отсутствовало главное, а незначительное вылезало наружу: оттого и в том, что написано ниже, нет стройного рассказа, нет подлинного рассказа, нет подлинного охвата событий и перечисления важных имен, необходимых для исторического повествования, и нет последовательности, нужной для биографии, - все могло быть изложено гораздо короче и в то же время шире. Я шел за документом. Меня заворожил запах времени, который сохранился в старых телеграммах, протоколах, газетах, листовках, письмах. Они все были окрашены красным светом, отблеском того громадного, гудящего костра, в огне которого горела прежняя российская жизнь - так отзывался Трифонов о своей документальной повести. Зрелый талант Ю. Трифонова проявился в "московский повестях". Здесь нет острейших общественно-идеологических столкновений , как в " Студентах " , нет эпических описаний , как в " Утолении жажды" . Действие в повестях Ю. Трифонова происходит в обычных московских квартирах и заурядных дачных владениях . писатель стремился , в его персонажах - инженерах, научных сотрудников , преподователях , даже писателях , актрисах , ученых - читатель безошибочно угадывал себя. Моя проза , утверждал он , " не про каких-то мещан , а про нас с вами" , про рядовых горожан . " История присутствует в каждом сегодняшнем дне , в каждой судьбе , - утверждал художник .-Она громоздиться могучими невидимыми пластами - впрочем , иногда видимыми , даже отчетливо - во всем том , что формирует настоящее" . Трифонова интересуют совершенно иные герои : ищущие , эволюционирующие , по-своему тонкие . с ними связаны проблемы , всегда стоящие перед русской литературой и особенно проявившееся в наши дни : нравственная свобода человека перед лицом обстоятельств . В " московских повестях" В качестве таких обстоятельств выступают мелочи быта , что как не трудно заметить роднить Ю. Трифонов с любимым писателем А. Чеховым . Чеховский сюжет незаметной деградации личности получает в героях Ю. Трифонова во многом иное звучание . Чеховский Иванов в ответ на сочувственное замечание одного из собеседников о том , что его , Иванова , " Среда заела" , гневно отвечает , что среда здесь не при чем , и берет на себя все ответственность за бесцельно истраченные годы . Трифоновские герои , напротив , рады объяснить свои нравственные предательства и компромиссы обстоятельствами , средой . Прозу Трифонова отличает внутреннее единство . Тема с вариациями . Например , тема обмена проходит через все вещи Трифонова , вплоть до " Старика" . В романе "Время и место" законспектирована вся проза - от "Студентов" до обмена , "Долгого прощания", " Предварительных итогов" и " Дома на набережной " ; там можно найти все трифоновские мотивы . " Повторность тем - развитие задачи, рост ее" , - замечала Марина Цветаева . Так у Трифонова - тема все углублялась, шла кругами , возвращаясь , но уже на другом уровне . " Меня интересуют не горизонтали прозы , а ее вертикали" , - замечал Трифонов в одном из последних рассказов . Итак единство . К какому бы материалу он ни обращался , будь то современность , время гражданской войны , 30-ые годы нашего века или 70-е прошлого , перед ним стояла прежде всего проблема взаимоотношений личности и общества , а значит - их взаимной ответственности . Трифонов был моралистом - но не в примитивном смысле этого слова; не ханжой или догматиком , нет , - он полагал , что человек несет ответственность за свои поступки , из которых складывается история народа , страны ; а общество , коллектив не может, не имеет права пренебрегать судьбой отдельного человека . Трифонов воспринимал современную действительность как эпоху и настойчиво искал причину изменения общественного сознания , протягивая нить все дальше и дальше - в глубь времени . Трифонову было свойственно историческое мышление ; каждое конкретное социальное явление он подвергал анализу , относясь к действительности как свидетель и историк нашего времени и человек , кровно вросший в русскую историю , неотделимый от нее. В то время как " деревенская" проза искала свои корни и истоки , Трифонов тоже искал свою "почву" . " Моя почва - это все , чем Россия перестрадала!" -под этими словами своего героя мог подписаться и сам Трифонов . Действительно , это была его почва , в судьбе и страданиях страны складывалась его судьба . Более того : эта почва стала питать корневую систему его книг . Поиски исторической памяти объединяют Трифонова со многими современными советскими писателями . При этом память была и его " домашней" , семейной памятью- чисто московская черта , - не отделимой от памяти страны . Вот как он описывает последнюю встречу лирического героя " Дома на набережной" с одним из мальчиков -друзей детства , с Антоном : " Он сказал , что через дня эвакуируется с матерью на Урал , и советовался , что с собой взять : дневники , научно-фантастический роман или альбомы с рисунками? Его заботы казались мне пустяками . О каких альбомах , каких романах можно было думать , когда немцы на пороге Москвы . Антон рисовал и писал каждый день . Из кармана его курточки торчала согнутая вдвое общая тетрадка . Он сказал : " Я и эту встречу в булочной запишу . И весь наш разговор . Потому что все важно для истории" Трифонов во времени На Трифонова , как и на других писателей , как и на весь литературный процесс в целом , конечно же влияло время . Но он в своем творчестве не просто честно и правдиво отражал те или иные факты нашего времени , нашей действительности , а стремился докопаться до причин этих фактов . Социальный историзм есть принципиальное качество его прозы : я полагаю , что повесть " Дом на набережной" не менее исторична , чем роман " Нетерпение" , написанный на историческом материале . В то же время интерес Трифонова к прошлому носил особенный , индивидуальный характер . Этот интерес не являлся просто выражением исторической эмоциональности - черты , кстати сказать , aiaieuii ?ani?ino?aiaiiie . Трифонов останавливался только на тех эпохах и тех исторических фактах , которые предопределили судьбу его поколения . Так он " вышел" на время гражданской войны и так далее - на народовольцев. Революционный террор - вот чему посвящено последнее эссе Трифонова " Загадка и провидение Достоевского" . Трифонов , который пытался в самом начале своего пути предложить очень противоречивому и сложному времени ( конец 40-ых годов ) более чем благоприятный - парадный портрет так сказать , мифологизировать время , путем ошибок и проб приходит к исследовательскому реализму с его жестким антиромантизмом, приходит к демологизации , делегендаризации современности и истории . И при этом безыллюзорном характере его прозы она , бесспорно , поэтична . Трифонов для того чтобы понять себя , понадобилось пойти вспять , грести назад во времени , к началу , это было поиском корней или сердцевины явления , yoi auei iiиском себя , работой самосознания . Трифонов и Москва Так , поэтична и дорога его сердцу Москва . " Мы стояли с Антоном на крыше возле металлической , из тонких прутьев оградки и смотрели на черный ночной город . Ни проблеска , ни огонька внизу , все непроглядно и глухо , только две розовые шевелящиеся раны в этой черноте -пожары в Замоскворечье . Город был бесконечно велик . Трудно защитить безмерность . И еще река ее не скроешь . Она светилась , отражая звезды , ее изгибы обозначали районы . Мы думали о городе как о живом существе , которое нуждалось в помощи" . Военная и мирная , довоенная и современная Москва : с Тверским бульваром , Беговой , стадионом "Динамо" , Серебряным бором .Он писал Москву зимнюю , снежную , освещенную теплыми московскими фонарями; Москву задымленную , "горящую" - лета 1972 года ; писал москворецкие пляжи напротив Троице- Лыкова , цвет речной воды , Нескучный сад с желтеющей наверху Первой Градской больницей . Передвижения его героев по Москве отличает точность , достоверность топографии . более того - он укрупнил детали московского пейзажа , увидел - сквозь дома и улицы - судьбу города . Так , нельзя не вспомнить прозу Трифонова , когда проезжаешь мимо серого дома на Берсеневской набережной - благодаря Трифонову он стал памятником эпохи. Все возрастающий интерес к книгам Трифонова часто сочетался с поверхностными отзывами , свидетельствовавшими о нежелании разобраться в его мыслях по существу . Трифонов бывал глубоко задет не пониманием , критическим своеволием , намерением утвердится за его счет. В опубликованной посмертно его беседе с критиком Л . Аининским явственно звучит накопившаяся за много лет обида писателя c которым разговаривают совсем не о том , что его волнует . Какая экология! Какие "проблемы природы" и взаимоотношений с ней человека !... Это для него , социального писателя , звучало "не по адресу". Он не давал себя увлечь проблемами НТР , ни экологией , ни другими модными темами . Он полагал, что все это уводит литературу от главного - от анализа социальных отношений . Заключение "Мы делаем одно общее дело . Советская литература - это громадная стройка , в которой участвуют разные и непохожие друг на друга писатели . Из наших усилий создается целое . Между тем критика подчас требует такой цельности , такой универсальности от каждого произведения , будто каждое произведение должно быть энциклопедией . неким универсалом , где достать все . " Почему здесь нет этого ? Почему не отражено то-то ?" Но , во-первых , это невозможно . Во -вторых -не нужно . Пусть критики научаться видеть то , что есть , а не то , чего нет . Есть люди , обладающие каким- то особым , я бы сказал , сверхъестественным зрением : они видят то , чего нет , гораздо более ясно и отчетливо , чем то , что есть ." ( Ю. Трифонов ) Судьбу прозы Трифонова можно назвать счастливой . Ее читает страна , где книги Трифонова собрали за тридцать лет миллионные тиражи; его переводят и издают Восток и Запад , Латинская Америка и Африка . Благодаря глубокой социальной специфики изображенного им человека и узловых моментов русской и советской истории он стал интересен читателем всего мира . Трифонов скончался 28 марта 1981 года . Уже после его смерти были опубликованы цикл рассказов "Опубликованный дом" и роман "Время и место" , над которым он работал до последних дней . Трифонов все больше и больше усложнял свои задачи ; замысел его последнего романа , пожалуй , носит пожалуй настолько крупный характер , что об окончательном варианте говорить не приходиться . Трифонов работал честно и писал правду ; он создал свой мир и поэтому стал необходим литературе , поэтому мы почувствовали такую пустоту после его смерти . Ораторы говорили , что произведение Трифонова " пробудили в нас совесть" , что он умел видеть "отблеск истории на лице каждого человека" , что он "был добр" , что он создавал бы еще очень крупные, " может быть , великие произведения" ( на похоронах Трифонова)
1 2 3 4 5 Категория: Разные \| Добавил: alexlat
Просмотров: 736 \| Загрузок: 0 \| Рейтинг: 0.0/0